ХОД ПЕРВЫЙ

Существует ли у юристов негласный внутрен­ний кодекс чести и какое правило из него вы неу­коснительно выполняете?

Андрей: У юристов, несомненно, существуют свои правила игры, можно назвать это кодексом чести. И для меня они ассоциируются с врачебной клятвой Гиппо­крата. Юрист должен исходить из общего правила «Не навреди» - не навреди своему клиенту: делай всё, что­бы достичь поставленной цели, решить задачу клиента с минимальными потерями и максимальной выгодой.

Денис: У юристов существует негласный кодекс, а у адвокатов, кем являюсь я, - «гласный». Есть кодекс адвокатской этики, который был принят на всероссий­ском общем собрании адвокатов. В нем прописаны по­стулаты, которые мы должны соблюдать. Одно из самых главных правил - мы не имеем права играть на чувствах людей. Адвокат не должен гарантировать какой-либо результат, давать стопроцентную гарантию, что выигра­ет дело. Он может гарантировать только, что сделает всё возможное в рамках закона, чтобы помочь клиенту. Я никогда не гарантирую результат. Когда ко мне прихо­дит клиент и спрашивает: какова вероятность выигрыша, я не озвучиваю ему процент вероятности. Во-первых, решение принимаю не я, а судья, прокурор, следова­тель, я лишь призываю к соблюдению закона. В России вообще трудно давать какие-либо гарантии.

ХОД ВТОРОЙ

Одним из самых известных противоречивых отечественных судебных процессов последнего десятилетия стало так называемое «дело Ходор­ковского». Ваше мнение о нем?

Денис: Мое мнение однозначно: это политическое дело. Вопрос в том, какими методами достигается опре­деленный политический результат. Это дело чётко пока­зало: можно лишить кого угодно серьезного успешного бизнеса, а сам этот бизнес, который нормально суще­ствовал и зарабатывал деньги, «превратить» в «орга­низованную преступную группу». Повторюсь, это дело политическое. Считаю, что господин Ходорковский не виновен в тех преступлениях, которые ему инкрими­нируют. Это мое личное мнение. Думаю, что судья Да-нилкин, который решает судьбу Ходорковского в Пре­сненском суде Москвы, оправдает его. И это также будет политической игрой.

Андрей: Я тоже не скажу н и чего нового по этому по­воду - все знают, что это дело политическое. Но вот это так называемое «дело Ходорковского» послужило пре­цедентом для других таких же деятелей типа Ходорков­ского. В принципе, Ходорковский не занимался ничем противозаконным, он вел обычную предприниматель­скую деятельность. Короче говоря, множеству людей, которые занимались тем же самым, что и Ходорковский, но до сих пор на свободе, пришлось задуматься над тем,

как вести свой бизнес, чтобы не повторить его судьбу. Где справедливость? Процитирую Лао Цзы, который в свое время сказал, что законы созданы, чтобы служить справедливости, ценить законы выше справедливости -всё равно, что ценить ботинки и шляпу больше, чем ноги и голову.

ХОД ТРЕТИЙ

Выходя из стен офиса, остаетесь ли вы юри­стом? Вмешиваетесь ли в конфликты на улице, ког­да видите нарушение закона?

Денис: Не помню случая, чтобы в уличном кон­фликте я, объясняя всем, что я юрист, что-то доказывал. Но, отвечая на вопрос, могу сказать: если бы в моем присутствии создалась ситуация, где нарушались права человека, я бы, бесспорно, вмешался. Но никогда не стал бы говорить (не люблю, когда так говорят!): я юрист, я всё знаю. Это сразу воспринимается в штыки. Вопрос сфор­мулирован так: остаюсь ли я юристом? Прежде всего, я, наверное, остаюсь человеком, который, видя неспра­ведливость, постарается помочь чисто по-человечески. Но кичиться тем, что я юрист, мол, вы должны меня слу­шать и мое мнение единственно правильное, - такого делать не стану. Ну и драться буду лишь в крайнем слу­чае: адвокат в суде с синяком - это не дело.

Андрей: Конечно, если возникают такие ситуации, я как юрист защищаю права свои и своих близких за сте­нами офиса в самых повседневных делах: в магазине, общепите, на дороге, допустим, с гаишниками выясня­ем, кто прав, кто виноват. Но никогда не злоупотребляю этим. Когда считаю, что мои права грубо попираются, предпринимаю активные действия и говорю людям о тех неблагоприятных последствиях, которые могут на­ступить, как говорится, в соответствии с действующим; законодательством. И тогда говорю: да, я юрист, я знаю, объясняю им по-простому нормы законодательства, и чаще всего добиваюсь своего. Например, когда прихо­дится общаться с гаишниками, которые часто переги­бают палку. Хотя стараюсь не злоупотреблять своими знаниями. И сейчас очень часто пускаю ситуацию на са­мотек, потому что считаю: если такая ситуация возникла, я ее отчасти сам спровоцировал. Зачем копья ломать -как говорится, нервные клетки не восстанавливаются.

ХОД ЧЕТВЕРТЫЙ

Практикующие юристы, иначе говоря - част­ные, часто и объективно критикуют профессио­нальный уровень государственных юристов. Там действительно работают худшие из худших, и, пре­жде всего, из-за низкой зарплаты?

Андрей: Мы по работе частенько сталкиваемся с юристами государственных учреждений. Среди них раз­ные люди есть, как и среди других юристов и адвокатов И приходим к выводу, что, как правило, это узкоспециа­лизированные юристы, которые, естественно, борются прежде всего за честь мундира, отстаивают интересы организации, в которой состоят на службе. Насколько рьяно они это делают - много факторов можно на­звать. .. Встречаются некомпетентные, не очень профес­сиональные специалисты. Ну сложно какой-то принцип вывести, допустим, все юристы, которые там на не очень высоком окладе сидят, некомпетентные, и не нашли себе другого применения. Неправильно будет так сказать. На этом месте их может держать, например, белая зарплата, социальный пакет, отсутствие таких, например, форс-мажорных ситуаций, как работа по выходным. От звонка до звонка отсидел, сделал дело - гуляй смело.

Денис: Что касается критики. Например, я очень ча­сто представляю интересы потерпевших, казалось бы, и должен быть на стороне государственных органов. Естественно, мы находим общий язык со следствием, там профессионалы работают. Но когда защищаем об­виняемых, случается и «беспредел», и нарушение закона со стороны государственных юристов. Чем это объяс­нить? Бывает, начинаешь читать дело и видишь много нарушений со стороны следователя. Где-то коррупция, где-то некомпетентность, а где-то просто работа спустя  рукава. Поддерживаю Андрея: и там, и там есть ребя­та некомпетентные. Но те некомпетентные, которые не могут противостоять государственным юристам с точки зрения закона (я имею в виду юристов частных), выра­батывают вот такое мнение у народа - надо ведь как-то свою некомпетентность оправдывать.То есть действуют по принципу: лучшая защита - это нападение. Тем не менее по поводу «худших» малая толика правды есть. Объясню, почему. Это сегодня зарплата в госструктурах неплохая. А в течение прошедших лет десяти всё было плохо, тогда действительно она была копеечной, 2 тысячи рублей - зарплата следователя в 1999 - 2000 году. И ребята уходили. Сейчас ситуация вос­станавливается. Ребята хотят работать в органах. Почему качество хуже? У одного мирового судьи -150 - 200 дел. Он просто начинает упускать, что происходит в делах. Это конвейер. На одного следователя - по 10дел. Ребята не имеют ни времени, ни возможности повышать свой уровень. А мы своих сотрудников отправляем на курсы, -обучаем, практику им даем. Не могу согласиться с фор­мулировкой «худшие из худших». Но доля правды в этом есть. И не вина это их, а беда государства - мы пожинаем плоды прошлого десятилетия.

ХОД ПЯТЫЙ

Часто ли при работе с юристами клиент чего-то не договаривает, а потом выясняются новые не­приятные подробности? И как вы действуете в та­ких случаях?

Денис: Такие ситуации бывают. И у меня на сайте есть раздел «В помощь клиентам», где написано, что к юристу нужно приходить как к врачу и рассказать всё, как есть. Для клиента это может быть нюанс, может быть, клиенту неприятно об этом рассказывать, или он счита­ет, что это не важно. На самом деле, всё важно. Поэтому на нашем сайте написано, что перед тем, как прийти к нам, вы, пожалуйста, весь пакет документов подготовьте, придите и всё как на духу расскажите, чтобы мы могли вашу проблему решить. Такие ситуации у меня были. Приходится выкручиваться. У меня была ситуация, когда клиент мне не сказал об одном моменте, и я этот недо­говоренный момент уже озвучил в отзыве на исковое заявление в арбитражном суде. Оказалось, что ситуация немного другая, с немного другим смыслом. Пришлось «дураком прикидываться» в суде, объяснять, что это я понял неправильно, а позиция клиента подтверждается документами. Клиент был спасен, дело выиграно - слава Богу. К чему я это рассказываю? К тому, что позиция кли­ента для меня очень важна. Вопрос в том, как он недо­сказал и что с ним делать. Здесь нельзя клиента бросать. Не могу сказать клиенту: ты мне не дал полную информацию, которую по условиям договора должен был дать, мы с тобой расторгаем договор, дело проигрышное -t и всё. Я должен поговорить, понять, почему это произо­шло, была ли недосказанность умышленной. Разобрать­ся в ситуации и помочь клиенту - я считаю, это главное.

Андрей: Такие ситуации бывают, и действуем мы по-разному. Принцип «глухих телефончиков» существует: недопонял, недослушал, неправильно передал, передал со своими комментариями, со своим видением ситуации, в результате идет искажение действительности. Если дело не бесспорно выигрышное, нужно рассматривать разные расклады. Взвешиваешь разные стороны этого дела. Иногда из-за того, что клиент не всё рассказал или исказил факты умышленно, или по-своему трактует во­прос, возникают в судебном процессе разные ситуации, даже те, которые ты не мог предвидеть. В этом случае мы иногда берем тайм-аут, просим отложить судебное засе­дание, если есть на это основания. Бывает, проигрываем, когда на это не рассчитывали, потому что выяснились обстоятельства, о которых не знали. Но в любых ситуа­циях я исхожу из того, что не бывает абсолютно правых и абсолютно неправых. Мы говорим: да, вы нам этого не сообщили, та сторона это озвучила, и решение суда оказалось не в нашу пользу. Но мы всегда стремимся к тому, чтобы клиент не ушел от нас.